Cite

– Я полицейский, всего лишь обыкновенный полицейский. В меру порядочный. Порядочный настолько, насколько этого можно требовать от человека, живущего в мире, где порядочность вышла из моды. Я потому вас и вызвал сегодня утром. Хотелось бы, чтобы вы поверили мне, что как полицейский я рад, если закон побеждает. Ничто так не утешило бы мой взгляд, как откормленный и разодетый Эдди Марз, обламывающий свои ухоженные ноготочки в каменоломнях в Фольсоне, работающий рядом с мелким воришкой из трущоб, схваченным за первое же преступление и с тех пор не получившего ни одного шанса жить честно. Это то, о чем я мечтаю. Но и вы, и я уже порядочно прожили на свете и слишком стары, чтобы верить, что это может случиться. Во всяком случае не в этом городе, и не в другом, вдвое меньшем, и ни в каком-либо другом месте великих зелёных и прекрасных Соединённых Штатов. Так уж устроен наш мир.

– А может, вам кажется, что я оставил Эдди в покое по чисто личным соображениям? – Он протянул ко мне свою мощную лапу и сделал пальцами движение, как будто считал деньги.

– Нет, – ответил я. – Честное слово, я так не думал. Даже, когда Эдди Марз дал мне понять, что знает о нашем разговоре... Накануне нашей встречи с ним.

Вы правильно сделали, что ликвидировали наконец этого Кэнино. Но я опасаюсь, что люди из отдела убийств не повесят вам за это орден на грудь.

– Мне в последнее время приписывается немало убийств, но моё участие в них было не так уж велико, – заметил я.

Он резко повернулся ко мне. Возможно, надо было позволить ему сделать ещё один или два выстрела, как это водилось между джентльменами доброй старой школы. Но его револьвер все ещё был поднят и направлен в мою сторону, и я не мог больше ждать. По крайней мере не столько, чтобы оказаться джентльменом старой школы.

Если у него был револьвер, то он уже расстрелял все патроны, если только не подзарядил его в доме. Честно говоря, я предпочёл бы, чтобы его оружие было заряжено. Не хотелось мне убивать безоружного.

Она спустилась вниз. Теперь уже было видно её бледное неподвижное лицо. Направлялась она к машине. Прикрытие для симпатичного мистера Кэнино на случай, если бы я ещё был в состоянии плюнуть ему в глаза.

Она спустилась по ступенькам веранды, двигаясь словно деревянная кукла. Слабо поблескивал в темноте её серебряный парик. Кэнино, пригнувшись шёл сзади, прикрываясь ею. Это зрелище было настолько трагично, что скорее казалось смешным.

Одно из неосвещённых окон медленно, сантиметр за сантиметром, приоткрылось – только лёгкие блики на стекле выдавали это движение. Из окна внезапно вырвалось пламя и раздались три оглушительных выстрела. В машине со звоном посыпалось стекло. Я вскрикнул, словно смертельно раненый. Мой крик перешёл в предсмертный стон. Стон сменился тихим хрипом, приглушённым текущей кровью. Хрип закончился последним прерывистым вздохом. Хорошая работа. Мне это понравилось. Кэнино тоже, даже очень. Я услыхал его смех. Громкий, шумный смех, вовсе не рокочущий.

Я все время прислушивался. Никаких громких голосов, все тихо и культурно.

На этот раз холл был пуст. За пальмами, растущими в больших деревянных кадках, меня не ждал ни один наёмник с револьвером, чтобы отдать мне какие-то приказы.

Кроме того, там валялся всевозможный восточный хлам, о ценности которого я не имел ни малейшего понятия, поскольку мне был безразличен любой антиквариат, кроме неоплаченных счетов.

Она подплыла ко мне, излучая мощный заряд сексуальной привлекательности, способный вызвать панику даже среди обсуждающих свои дела бизнесменов, и склонила голову, вроде бы для того, чтобы поправить случайно выбившуюся прядь своих мягких блестящих волос.

– Как вам нравится эта спальня рядом?

– Чрезвычайно, – сказал Ольс. – В определённом смысле я доволен, что этот щенок Тэйлор свалился с мола. Невелико было бы удовольствие послать его в газовую камеру за то, что он прикончил эту крысу.

– Это все? – спросил Ольс.

Кронджейгер приподнял брови.

– Это же случилось едва лишь час назад. Чего вы ожидаете? Фильма с заснятым убийством?

Кронджейгер серьёзно взглянул на Ольса.

– Похоже, все это дело может разрастись в очень неприятный скандал, – сказал он.

– По собственному опыту знаю, что в неприятные скандалы разрастается большинство дел, которые ведёт полиция, – проворчал Ольс.

– Кстати, дни Броуди и так были уже сочтены. Так обычно бывает с людьми этого типа. Тем не менее жизнь есть жизнь.

– Согласен, – сказал я. – Но скажите это своим полицейским в следующий раз, когда они застрелят перепуганного мелкого воришку, убегающего по улице с украденной сберкнижечкой.

– Мы узнаем это, – ответил Ольс. – Но это все равно не поднимет настроения капитана Кронджейгера. Его угнетает тот факт, что все произошло прошлой ночью, а он узнал об этом только сейчас.

– Думаю, я найду способ справиться с этим, – кисло произнёс капитан, бросил на меня быстрый взгляд и тотчас отвёл глаза.

– Почему? – спокойно спросил прокурор.

– Потому что мой клиент имеет право на защиту перед лицом любой власти, вплоть до суда присяжных. У меня есть лицензия, разрешающая мне работать частным детективом. Мне кажется, определение «частный» имеет какое-то значение.

– Для любого, у кого хоть немного соображает голова, ясно, что магазин был лишь предлогом, прикрытием для совершенно иного рода деятельности. Голливудская полиция, позволяющая ему процветать, должна руководствоваться какими-то особыми соображениями. Осмелюсь предположить, что суд присяжных захочет прояснить эти соображения.

– Вы знаете, почему именно я не оттаскал вас за ухо?

– Нет. Я ожидал, что вы оборвёте мне оба.

Через пять минут снова раздался телефонный звонок. Я допил коктейль и почувствовал, что неплохо бы пообедать, о чем до этого как-то совсем забыл. Я вышел, оставив телефон звонить, сколько ему вздумается. Когда я вернулся, он снова звонил. С перерывами он названивал так до полпервого. Погасив свет, я открыл окно, завернул телефон в газету и лёг спать. Семья Стернвудов уже стояла у меня поперёк горла.

– Если это так, то, возможно, и я когда-нибудь смогу оказать вам услугу.

– В таком случае положите трубку и позвольте мне отправиться в кровать.

– Приезжайте на Лэйверн-террас, номер 7244. Я покажу вам, во что вошли пули.

– Так просто, да?

– Вот именно, – подтвердил я.

– Выгляньте в окно и вы увидите, как я выезжаю из-за угла, – сказал Ольс.

– Веди себя спокойно, не то получишь ещё столько же, а то и больше. Просто лежи спокойно и сдерживай дыхание. Сдерживай так долго, как только сможешь, пока не почувствуешь, что лицо у тебя чернеет, а глаза вылезают из орбит, и что ты должен глотнуть воздуха именно сейчас, да только именно сейчас сидишь, привязанный к стулу в маленькой чистенькой газовой камере тюрьмы Сан-Квентин и борешься изо всех сил, чтобы не делать этого, потому что лёгкие тебе наполняет не воздух, а цианистый водород. И это как раз то, что в нашем штате называется гуманной казнью преступника.

– Есть кто-нибудь дома, сынок?

– Ты сам должен знать, – буркнул он.

– Откуда?

– Иди ты...

– Из-за таких вот разговоров уже не одному пришлось вставлять искусственную челюсть, – заметил я.

Он ухмыльнулся, продемонстрировав несомненно собственные зубы, пнул дверцу и вылез.