Cite

Внутри у меня было пусто, как в межзвездном пространстве.

Минут пять я осторожно преследовал муху, дожидаясь, когда она, наконец, сядет. Но садиться муха не желала. Ей хотелось совершать фигуры высшего пилотажа, с одновременным исполнением увертюры к «Паяцам». На углу письменного стола лежало яркое солнечное пятно, и я знал, что рано или поздно муха туда сядет. Но этого мига я не уловил. Жужжание прекратилось, и муха оказалась на столе. Тут зазвонил телефон.

Я осторожно потянулся к трубке, медленно поднял ее и негромко сказал: «Минутку, пожалуйста». Затем осторожно положил трубку на коричневую тетрадь. Муха сидела на месте, блестящая, сине-зеленая и преисполненная греха. Я сделал глубокий вдох и взмахнул мухобойкой. То, что осталось от мухи, отлетело и шлепнулось на ковер. Остатки я предал мусорной корзине.

Оглядел он меня без спешки и без особого удовольствия. Тактично выпустил изо рта тонкую струйку дыма и сказал с едва заметной усмешкой:

— Вы Марло?

Я кивнул.

— Я, признаться, несколько разочарован, — сказал он. — Ожидал увидеть что-нибудь эдакое, с грязными ногтями.

— Заходите, — сказал я. — Острить можете и сидя.

В руке, обтянутой белой перчаткой из свиной кожи, он держал длинный черный мундштук и, морщась, смотрел на старые журналы, валявшиеся на столе и стульях, на стертый пол — на все, что деньгами и не пахло.

Моя контора размещалась в двух небольших комнатах окнами во двор, на седьмом этаже Кахуэнга-билдинг. Первую, приемную, я держал незапертой для своих «пациентов», если, конечно, таковые были. На двери кабинета висел звонок, который я мог включать и отключать, не вставая из-за стола, чтобы не отвлекаться от своих гениальных мыслей.

— А как выглядит мисс Лоис Мэджик?

— Высокая красивая блондинка. Очень... очень интересная.

— Сексуальная, что ли?

— Да... — девушка ужасно покраснела, — но вполне приличная, хорошо держится, понимаете?

Она побагровела и разинула пасть, собираясь завопить. Потом передумала, подняла бокал с портвейном и приняла очередную дозу своего «лекарства».

— Его брак, — с раздражением сказала она, — был результатом, минутного увлечения. В дальнейшем он старался вести себя как джентльмен. На этот счет у меня нет сомнений.

— В Калифорнии, миссис Мердок, не бывает минутных увлечений.

За окном светило солнце, цвели цветы, пели птицы. Слышно было, как по улице мимо дома скользят машины. А в темной комнате, где сидела женщина с боксерской челюстью и пахло портвейном, все казалось каким-то ненастоящим.

Он опять откинулся назад, не спуская с меня бесцветных глаз. Поерзал, пытаясь сесть поудобнее. Сколько посетителей безуспешно пыталось устроиться на этом стуле. Надо будет как-нибудь самому попробовать. Может быть, я теряю из-за него клиентов.

— Марло, — сказал он еще серьезнее, — мне очень жаль, но, боюсь, мы не поладим.

— Я этого не перенесу.

— Простите, но вы ведете себя как последний хам.

— А вы как первый.

Я придержал дверь, и он прошел мимо меня, стряхивая пепел на пол ногтем среднего пальца свободной руки. Подсел к столу, стянул с правой руки перчатку и положил ее на стол вместе с другой, уже снятой. Выбил окурок из длинного черного мундштука, потыкал его спичкой, пока не погасил, вставил в мундштук другую сигарету и, прикурив ее от толстой темно-красной спички, откинулся на спинку стула с улыбкой утомленного аристократа.

— Все в порядке? — осведомился я. — Пульс и дыхание нормальные? Влажное полотенце на голову не желаете?

Он не скривил губы только потому, что сделал это раньше, еще когда вошел.

— Ей явно надоела такая жизнь. Ей явно надоел мой сын. Он и мне надоел.

— Не люблю портвейн в жару. Правда, никто мне его и не предлагал.

Я быстро проглотил то, что называлось у них фирменным обедом, залил его сверху коньяком, чтобы не дать вырваться наружу, и вышел на улицу.

— Что скажете, док?

— О чем? — ворчливо спросил пучеглазый.

— О причине и времени смерти.

— Вы что, полоумный?

— Значит, сказать нечего?

— Просто оглядев тело? Ну знаете...

В правом нижнем углу ветрового стекла торчал белый лист с печатными буквами: «ИЗБИРАТЕЛИ, ВНИМАНИЕ! ПЕРЕИЗБЕРИТЕ ДЖИМА ПАТТОНА НАЧАЛЬНИКОМ ПОЛИЦИИ. ЕМУ УЖЕ ПОЗДНО УСТРАИВАТЬСЯ НА РАБОТУ».

— Слушайте, приятель, — сказал я, — мне ужасно хочется относиться к вам хорошо. Так помогите хоть малость.

— Я люблю тратить деньги на всякие глупости. — От заднего кармана брюк я отлепил бумажник и разложил по кровати утомленные на вид долларовые купюры.

Дежурный администратор выделялся белым полотняным костюмом, похожей на яйцо головой и полным равнодушием ко всему на свете. Протянув мне самописку, он зевнул и уставился вдаль, словно решил вспомнить детство.

— Ну как версия?

— Что ж, — заметил он рассудительно, — хотя все это малость осложняет дело, но ничего невероятного тут нет. Вполне правдоподобно.

— Когда эта версия вам надоест, дайте мне знать. Придумаю что-нибудь еще.

— Вы, видно, думали, — сказал я, — что браслет мог дать Биллу повод для ревности. Я тоже так думал. Но теперь готов спорить, правда, лишь в долг, что он про него ничего не знал, да и имя Милдред Хэвиленд никогда не слышал.

— Ну и дела, — сказал он. — Прежде чем ложиться сегодня, обязательно гляну под кровать. Вдруг вы уже там?

Я закрыл глаза, ткнул пальцем наугад и попал в соду. Взяв из ящика с дровами газету и расстелив ее, я вытряхнул всю банку на бумагу и покрутил в куче ложкой. Такого непристойного количества соды я в жизни еще не видел, но никаких интересных примесей в ней не обнаружилось.

— Типично женский тайник. Сахарной пудрой посыпают сладкие пироги, и мужчина в ней копаться не станет. Так что вас с этой находкой можно поздравить.

— Черт! — улыбнулся он чуть сконфуженно. — Просто я нечаянно опрокинул коробку, и часть пудры рассыпалась. Иначе бы сроду не нашел.