Cite

Владелец гаража сообщил в отдел, расследующий хищения автомобилей, что у него стоит машина, не принадлежащая ни одному из жильцов вилл. Это место называется Каса де Оро. С ним связано одно интересное обстоятельство, о котором я пока что не могу вам рассказать. Мы никак не могли узнать, кто оставил эту машину. Искали оттиски пальцев, но ничего не нашли. Ничто не указывало на то, что машину использовали для какой-то левой работы, хотя это можно подозревать. Впрочем, дело с этой машиной связано ещё кое с чем, о чем я вам сейчас скажу.

– Пусть лучше Стернвуд благодарит за это судьбу, вместо того, чтобы нанимать частные таланты для поисков иголки в стогу сена.

– Генерал Стернвуд богатый человек, – сказал я. – Он старый друг отца прокурора нашего округа. Если он нанимает себе на целый день посыльного, то не для того, чтобы оскорблять полицию.

Это была хорошая журналистская работа. Создавалось впечатление, что Гейгер был застрелен вчера ночью, Броуди часом позже, а капитан Кронджейгер раскрыл оба убийства между двумя затяжками сигаретой.

На следующее утро сидя за завтраком, состоявшим из порции бекона с яичницей, я просмотрел все утренние газеты. События в их изложении были настолько близки к истине, насколько обычно бывают в газетных сообщениях, или так же, как например Марс близок к Сатурну.

Огонёк жизни все ещё светился в чёрных глазах, хотя лицо уже было лицом трупа.

Через несколько секунд появился Норрис. И он тоже не изменился. Взгляд его голубых глаз, как обычно был полон отстранённости, розоватая кожа казалась свежей и здоровой, а двигался он так, будто был на двадцать лет моложе, чем на самом деле. Если из нас двоих кто и ощущал бег времени, то это был я.

Холл выглядел точно так же, как и раньше. У портрета, висевшего над камином, были те же жгучие чёрные глаза, а рыцарь на витраже все ещё пытался, ничего не предпринимая для этого всерьёз, отвязать нагую даму от дерева.

Солнце светило ярко и весело. Через двадцать минут я оказался в усадьбе Стернвудов. В подстриженных деревьях ошалело пели птицы, террасные газоны зеленели после дождя как ирландские флаги, и вообще вся усадьба выглядела так, словно была построена десять минут назад.

Потом все вышли, все, кроме меня и Уайльда, и Уайльд произнёс холодным злым голосом: «Все, Марлоу, это последний раз. Если вы совершите еще один такой подвиг, я отправлю вас в тюрьму, несмотря на то, разобьёт это кому-нибудь сердце или нет».

Потом было много телефонных звонков, а потом приехало двое парней из отдела убийств, которые смотрели на меня так, будто я был опасным зверем, сбежавшим из бродячего цирка.

– Как вы себя чувствуете?

– Замечательно, – ответил я бодрым голосом. – Большую часть ночи я простоял на коврах кабинетов на допросах. А перед этим промок до нитки и был избит до потери сознания. Я в превосходной форме.

– А чего вы, черт возьми, ожидали?

– Ничего другого.

– Я полицейский, всего лишь обыкновенный полицейский. В меру порядочный. Порядочный настолько, насколько этого можно требовать от человека, живущего в мире, где порядочность вышла из моды. Я потому вас и вызвал сегодня утром. Хотелось бы, чтобы вы поверили мне, что как полицейский я рад, если закон побеждает. Ничто так не утешило бы мой взгляд, как откормленный и разодетый Эдди Марз, обламывающий свои ухоженные ноготочки в каменоломнях в Фольсоне, работающий рядом с мелким воришкой из трущоб, схваченным за первое же преступление и с тех пор не получившего ни одного шанса жить честно. Это то, о чем я мечтаю. Но и вы, и я уже порядочно прожили на свете и слишком стары, чтобы верить, что это может случиться. Во всяком случае не в этом городе, и не в другом, вдвое меньшем, и ни в каком-либо другом месте великих зелёных и прекрасных Соединённых Штатов. Так уж устроен наш мир.

– А может, вам кажется, что я оставил Эдди в покое по чисто личным соображениям? – Он протянул ко мне свою мощную лапу и сделал пальцами движение, как будто считал деньги.

– Нет, – ответил я. – Честное слово, я так не думал. Даже, когда Эдди Марз дал мне понять, что знает о нашем разговоре... Накануне нашей встречи с ним.

Вы правильно сделали, что ликвидировали наконец этого Кэнино. Но я опасаюсь, что люди из отдела убийств не повесят вам за это орден на грудь.

– Мне в последнее время приписывается немало убийств, но моё участие в них было не так уж велико, – заметил я.

Он резко повернулся ко мне. Возможно, надо было позволить ему сделать ещё один или два выстрела, как это водилось между джентльменами доброй старой школы. Но его револьвер все ещё был поднят и направлен в мою сторону, и я не мог больше ждать. По крайней мере не столько, чтобы оказаться джентльменом старой школы.

Если у него был револьвер, то он уже расстрелял все патроны, если только не подзарядил его в доме. Честно говоря, я предпочёл бы, чтобы его оружие было заряжено. Не хотелось мне убивать безоружного.

Она спустилась вниз. Теперь уже было видно её бледное неподвижное лицо. Направлялась она к машине. Прикрытие для симпатичного мистера Кэнино на случай, если бы я ещё был в состоянии плюнуть ему в глаза.

Она спустилась по ступенькам веранды, двигаясь словно деревянная кукла. Слабо поблескивал в темноте её серебряный парик. Кэнино, пригнувшись шёл сзади, прикрываясь ею. Это зрелище было настолько трагично, что скорее казалось смешным.

Одно из неосвещённых окон медленно, сантиметр за сантиметром, приоткрылось – только лёгкие блики на стекле выдавали это движение. Из окна внезапно вырвалось пламя и раздались три оглушительных выстрела. В машине со звоном посыпалось стекло. Я вскрикнул, словно смертельно раненый. Мой крик перешёл в предсмертный стон. Стон сменился тихим хрипом, приглушённым текущей кровью. Хрип закончился последним прерывистым вздохом. Хорошая работа. Мне это понравилось. Кэнино тоже, даже очень. Я услыхал его смех. Громкий, шумный смех, вовсе не рокочущий.

Я все время прислушивался. Никаких громких голосов, все тихо и культурно.

На этот раз холл был пуст. За пальмами, растущими в больших деревянных кадках, меня не ждал ни один наёмник с револьвером, чтобы отдать мне какие-то приказы.

Кроме того, там валялся всевозможный восточный хлам, о ценности которого я не имел ни малейшего понятия, поскольку мне был безразличен любой антиквариат, кроме неоплаченных счетов.

Она подплыла ко мне, излучая мощный заряд сексуальной привлекательности, способный вызвать панику даже среди обсуждающих свои дела бизнесменов, и склонила голову, вроде бы для того, чтобы поправить случайно выбившуюся прядь своих мягких блестящих волос.

– Как вам нравится эта спальня рядом?

– Чрезвычайно, – сказал Ольс. – В определённом смысле я доволен, что этот щенок Тэйлор свалился с мола. Невелико было бы удовольствие послать его в газовую камеру за то, что он прикончил эту крысу.