Cite

Под мышкой – кобура из грубой темной кожи, в ней маузер тридцать восьмого калибра. Маузер свидетельствовал о том, что его хозяин профессионал, от этого мне стало как-то легче. Впрочем, не такой уж классный профессионал, иначе его не прикончили бы голыми руками, когда в кобуре спокойно лежало оружие, которым можно стену разнести.

Я постучал легко, уверенно, как стучит бутлегер с широкой улыбкой и бездонными карманами.

– Ожерелье было при нём.

– Не было никакого жемчуга, – сказал я. – Я видел, что выудили у него из карманов. Много денег, но никакого ожерелья.

– А не мог он спрятать его у себя в квартире?

– Мог, – ответил я. – Насколько мне известно, он мог спрятать ожерелье в любом месте штата Калифорния, кроме своих карманов.

– Ладно, – решил я. – Валяйте про ожерелье. У нас уже есть убийство, загадочная женщина, сумасшедший преступник, героическое спасение и лживый полицейский. Теперь займемся жемчугами. Выкладывайте.

Он корчился от боли, но взглядом снимал с меня мерку для гроба.

– Ну и дураки же эти сыщики. Сидишь у них прямо под носом – в жизни тебя не узнают. Побежишь за трамваем – тут они начнут палить и сковырнут пару прохожих, таксиста, который дрыхнет в машине, и старуху уборщицу, что моет пол на втором этаже. А в того, за кем гонятся, ни за что не попадут.

– Так зачем я сюда пришел, приятель?

– Ты слышал, как мы болтали с парнишкой в баре. Я ведь назвал себя и говорил, где живу.

– Это ты объясняешь, как я сюда попал. А я спрашиваю – зачем.

– Мадам, да спрячьте вы, пожалуйста, свой пистолет или уж снимите его с предохранителя. Я же сыщик, и у меня душа болит при виде такого издевательства над приличным оружием.

Она не ответила. Рука ее снова подползла к сумке.

– Не забудьте про предохранитель, – напомнил я.

Рука застыла.

Окна бара напротив были темными, к стеклам прилипли носами двое зевак. Люди, должно быть, видели, как приезжала полиция, машина из морга, но не знали, что здесь случилось. В курсе были только ребята, которые толкутся в аптеке на углу у игральных автоматов. Эти-то знают всё, кроме того, как удержаться на работе.

– И убийцы не работают при двух свидетелях. Не нравится мне это.

– Мне не нравится быть свидетелем, – сказал я. – Платят мало.

Снаружи взревел мотор, и когда я очутился на улице, красное расплывчатое пятно хвостового фонаря уже скрывалось за углом. Я прозевал номер машины, как в свое время шанс нажить свой первый миллион.

Гаррет: Отлично, я ускользнул от леди Элизабет и её громил... и теперь я в Стоунмаркете. Этот район известен размахом коммерции и коррупции, каждый найдёт для себя с избытком и того, и другого. Большинство приходит сюда за покупками, но я обычно хожу по магазинам после того, как всё закроется на ночь.

Стражник: Жизнь охранника, охранять людей и жилища... думал, что это будет более... ну не знаю... захватывающе, что ли...

Стражник: Так ты ещё жив? А я-то думал, что подох с голоду давно. Что ты здесь жрёшь? Червей или ещё какую гадость? Так тебе и надо, слизняк мерзкий.

– Коп никогда не верит тому, что ему достаётся без борьбы.

– Эй, Мосс, этот парень думает, что я один из тех садистов-фараонов, которым нужно для душевного спокойствия постоянно колотить дубинкой по головам.

Греб жил на Десятой улице на противоположной стороне города. Бунгало какой-то неправильной формы, большие пыльные кусты гортензии и других маленьких чахлых растений производили впечатление, что хозяин дома всю жизнь напрасно пытался сделать что-то из ничего.

– Где я тебя могла видеть?

– Да везде.

– А где ты меня видел?

– Тоже везде.

– Ага, – согласилась рыжая женщина. – Сейчас девушке трудно сохранить свою индивидуальность.

– Конечно, она так легко растворяется в бутылке, что потом днем с огнём не найдешь, – заметил я.

– Вот это транжира. Я и не знала, что таких рыцарей ещё делают.

Я припарковался на свободном месте и направился вдоль колоннады. Шестифутовый негр в форме южноамериканского фельдмаршала из комической оперы открыл широкую дверь и сказал: «Вашу карточку, пожалуйста, сэр».

Я вложил доллар в коричневую ладонь. Огромные пальцы накрыли бумажку, как ковш экскаватора. Другая рука смахнула нитку с моего левого плеча и незаметно сунула металлический жетон в нагрудный карман.

– Чем он недоволен?

– Его понизили до обычного патрульного. Сегодня Ал выходной и околачивается в управлении от нечего делать. Он такой заводной парень, что потребовался бы весь личный состав городской полиции, чтобы вышвырнуть его из дежурки.

– Что-нибудь стряслось, ребята? – с деланным равнодушием поинтересовался он.

Рослый черноволосый полицейский в штатском ещё раз сплюнул и заявил:

– Говорят, что мэр поменял кальсоны, но это только слухи.

В комнату вошёл небольшого роста юноша с нежным лицом розового цвета и невинными глазами. В левой руке он держал недоеденный сэндвич. Шляпа, словно снятая с пройдохи-репортёра из боевика, была сдвинута на затылок маленькой белокурой головы, воротник рубашки – расстегнут, а галстук – сдвинут в сторону. Парень отличался от киношного журналиста лишь тем, что не был пьян.

– Куколка вот-вот вернётся, если, конечно, не захлебнётся в чашке кофе.