Cite

Как и левая рука, которую я видел на перилах, правая тоже была в коричневой перчатке, только с одним отличием — пальцы сжимали рукоятку небольшого пистолета.

Я незаметно передвинул ноги. Мне пришло в голову подвинуться ближе, отбить руку с пистолетом в сторону и схватить даму, пока она не успеет снова прицелиться. Этот прием мне никогда особенно не удавался, но надо же время от времени тренироваться. Сейчас время как раз настало.

— Мне не нравятся ваши манеры, — заявил Кингсли таким твердым тоном, что им, казалось, можно колоть орехи.

— Что-нибудь вы уже предприняли?

— Ничего. Абсолютно ничего. Даже не был там.

Он умолк, чтобы дать мне возможность спросить: «Почему?»

— Почему? — спросил я.

— Господи! — прошептал Кингсли. — Вы хотите сказать, что у него была женщина, а утром она пристрелила его в ванной?

— Именно так.

— Потише, — простонал он. — Ну и дела! А почему именно в ванной?

— Вы тоже потише, — сказал я. — А почему бы не в ванной? Назовите место, где человека легче застигнуть врасплох.

— Теперь по вопросу об условиях и жесткости, — сказал я. — Большинство моих клиентов поначалу или плачут мне в жилетку или орут, чтобы показать, кто хозяин. Но в конечном итоге всегда становятся самими собой — если остаются в живых.

— Ну-ну, — повторил он тем же тихим голосом, не сводя с меня глаз. — И многих вы теряете?

— Не особенно, если мы находим общий язык.

— Послушайте, Марло, — голос звучал резко. — Я могу понять склонность сыщика связывать все происходящее в один тугой узел. Но все же не давайте этой склонности воли. Жизнь, как я ее понимаю, совсем не такая. Поэтому оставьте полиции семью Чесса, а сами сосредоточьтесь на семье Кингсли.

Никто не поднимал крика и не выскакивал из-за дверей. Никто не свистел в полицейские свистки. Вокруг было светло, тихо, покойно. А с чего поднимать панику? Просто Марло обнаружил еще один труп. У него это лихо получается. Скоро ему дадут кличку «Марло — По Трупу В День». И куда бы он ни шел, будут катить за ним передвижной морг. Такой вот он милый, по-своему интересный человек.

Знаете, я пришла сюда пешком — берегу шины для правительства. Могла бы, конечно, подъехать на автобусе, но эти автобусы то не ходят, то идут в другую сторону.

— Ваши права.

Я посмотрел ему в глаза:

— Может, сначала предъявите полицейский значок? — сказал я. — Или достаточно одного хамства, чтобы я понял, с кем имею дело?

— Когда я начну хамить, ты это сразу почувствуешь, приятель.

— Давайте не будем морочить, друг другу голову, хотя я это дело и обожаю.

— Комната Лавери им провоняла, — сказал я. — И запах, по-моему, очень дешевый. Правда, я не специалист.

— Дешевый?! — взвился он. — Господи! Мы берем тридцать долларов за унцию.

— А пахнут, будто три доллара за галон.

Я слегка шевельнулся, чтобы напомнить о себе, но не сказал ни слова: боялся сбить настроение. Виски в моей руке оставалось нетронутым. Я не прочь выпить, но не тогда, когда заменяю исповедника.

Я успокаивающе протянул к нему руку, хоть и опасался, что он выдернет ее из плеча и закинет в озеро.

Миновав перекресток у поворота на Альтаир-стрит, я доехал до площадки с полукруглой стоянкой у самого края каньона и белыми деревянными перилами над обрывом. Не вылезая из машины, я сидел, любуясь видами океана, серо-голубыми склонами предгорий, и думал. Я хотел решить, как лучше вести себя с Лавери: говорить мягко или резко, махать оливковой ветвью или кулаками. Пришел к выводу, что лучше попробовать мягкий подход. Если же я не добьюсь результатов — а скорее всего, не добьюсь, — тогда пусть берет свое природа и страдает мебель.

Кончив разговор, доктор положил трубку, откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился на стол, не забывая, однако, каждую минуту поглядывать в окно. Он чего-то ждал, и я ждал вместе с ним, сам не зная зачем. Врачи часто звонят по телефону, разговаривают со множеством людей. Врачи смотрят из окон, врачи хмурятся, нервничают, думают, переутомляются. Другими словами, врачи — это обычные люди, рожденные для страданий и борьбы в этом мрачном мире, как и все мы.

— Она просто выписывает чеки, берет деньги и тратит. Гроша ни во что не вложила. А если вы намекаете на меня, то мне от ее денег никакого проку. — он немного помолчал. — Конечно, в свое время у меня были на них виды. Да и кому понравится, если в трубу каждый год вылетает двадцать тысяч, а взамен — лишь похмелье и любовники типа Криса Лавери.

– Не понимаю, зачем любовнику снотворного полный комплект. Там вроде другие препараты нужны.

– Дяденька, дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде.

– Начнём с того, что возмущённый разум кипит только в революционных письмах.

– Что случилось? – просипела она.

– Ничего. Почему вы спрашиваете?

– Ох, что-то должно было случиться, – захихикала она. – Ведь я же обмочилась.

– С такими, как вы, это иногда случается, – сказал я.

Я был без шляпы. Вероятно, потерял ее в гараже во время драки. Естественно, Кэнино не потрудился надеть мне её на голову. Он считал, что она будет мне уже не нужна.

– Вы сами себя обманываете, – сказал я. – Стоит один раз нарушить закон, и навсегда остаёшься по другую сторону баррикады. Вы думаете, что он занимается только азартными играми. Я же думаю, что он массово распространяет порнографию, занимается шантажом, торгует краденными автомобилями, является убийцей, поручающим грязную работу другим, и даёт взятки коррумпированным полицейским. Он делает лишь то, что ему в данный момент выгодно, и то, из чего можно выжать деньги. Не рассказывайте мне, пожалуйста о грабителях-джентльменах. Такие существуют только в кино!

Она взяла бокал. Пузырьки поднялись вверх и исчезли, как несбыточные надежды.

– Если вы не можете снять мои браслеты, чего впрочем, я не советовал бы вам делать, то могли бы, по крайней мере, уделить мне немного этого напитка, которым вы пренебрегаете.