Cite

Другая часть души хотела бежать отсюда навсегда, но к этому внутреннему голосу я никогда не прислушивался. Если бы прислушивался, то остался бы в родном городке, работал бы в скобяной лавке, женился на дочке хозяина, завел пятерых ребятишек, читал бы им по воскресеньям юмористический раздел из газеты, давал подзатыльники за непослушание и собачился бы с женой из-за того, сколько им выделить карманных денег и какую программу разрешать смотреть по телевидению. Я мог бы даже разбогатеть – в масштабах городка: восьми комнатный дом, две машины в гараже, курица по воскресеньям и «Ридерз Дайджест» на столике в гостиной, у жены чугунный перманент, а у меня бетонные мозги. Нет уж, друзья, угощайтесь сами. Мне подавайте большой, мрачный, грязный, преступный город.

– Этот парень патологически ревнив. Стоит посидеть с его женой за выпивкой в уголке, немножко посмеяться, поцеловать ее на прощанье, как он тут же решает, что вы с ней спите. А причина в том, что он сам с ней не спит.

– Что мне нравится в Беспечной Долине, – заметил я, – так это, что все здесь живут благополучной, нормальной жизнью.

Холмы за озером окутывала голубая дымка. От невысоких гор на западе потянуло океанским бризом. Он очищал воздух от пыли и жары. В Беспечной Долине стояло идеальное лето, как и положено. Фирма «Райские Кущи, Инк.», число акций строго ограничено. Только для лучших людей.

– Почти две трети накропал. Чертовски мало. Слыхали, откуда писатель узнает, что он выдохся?

– Ничего про писателей не слыхал.

– Когда начинает для вдохновения перечитывать свою прежнюю писанину.

Беспечная Долина была идеальным местом для жизни. Идеальным. Славные люди в славных домах, славные машины, славные лошади, славные собаки, возможно, даже славные дети. Но человек по имени Марлоу хотел только одного – убраться отсюда. И побыстрее.

Вам все равно, кто убил вашу дочь, м-р Поттер. Вы давно списали ее со счетов как негодный товар. Даже если Терри Леннокс ее не убивал, а настоящий убийца гуляет на воле, вам все равно. Вы не хотите, чтобы его поймали, потому что снова начнется скандал, будет суд, защита взорвет ваше уединение, и оно разлетится выше Эмпайр Стейт Билдинга. Если, конечно, убийца не будет так любезен и не покончит с собой до суда. Желательно на Таити, или в Гватемале, или посреди пустыни Сахара. Где-нибудь подальше, чтобы округ пожалел денег и не послал кого-нибудь проверить, что произошло.

Орфамэй глянула на фотографии и потянулась к ним. Я собрал снимки в стопку и повернул лицевой стороной к Орфамэй. Когда она дотянулась до пачки, я отдернул ее.

– Мне не видно так далеко, – пожаловалась Орфамэй.

– Подойти ближе стоит денег.

– Жарковато здесь для меня, – сказал он. – Я привык к более прохладному климату. Похож на передовицу, которая забыла, о чем в ней идет речь.

Я поехал домой, принял душ, побрился, переоделся и снова почувствовал себя чистым. Я приготовил завтрак, съел его, помыл посуду, подмел кухню и заднее крыльцо, набил трубку и позвонил на телефонную «службу дежурства».

Кроме рукописи на столе, ничего не было. Они не всегда оставляют записки.

Машинка была открыта. В ней ничего не оказалось. В остальном все выглядело вполне нормально. Самоубийцы готовятся к смерти по-разному: кто напивается, кто устраивает роскошные обеды с шампанским. Кто умирает в вечернем костюме, кто вовсе без костюма. Люди убивают себя на крыше зданий, в ванных комнатах, в воде, под водой. Они вешаются в барах и травятся газом в гаражах. На этот раз все оказалось просто. Я не слышал выстрела, но он мог прозвучать, когда я был у озера и смотрел, как парень на акваплане делает поворот. Там было очень шумно. Почему так было нужно Роджеру Уэйду, я не знал. Может, он об этом и не думал. Роковой импульс просто совпал с тем, что моторист прибавил газу. Мне это не понравилось, но никому не было дела, что мне нравилось, а что нет.

Вижу у вас в глазах блеск, Марлоу. Притушите его. Мы живем в так называемом демократическом обществе, где правит большинство народа. Прекрасный идеал, если бы его можно было осуществить на деле. Кандидатов избирает народ, но выдвигают их партийные машины, а партийным машинам, чтобы работать, нужны большие деньги. Кто-то должен их предоставить, и этот жертвователь, будь то частное лицо, финансовая группа, профсоюз и так далее, ожидает в ответ некоторых одолжений. Я и мне подобные ожидаем, что нам дадут оградить свою жизнь от постороннего вмешательства. Я владею газетами, но не люблю их. От них исходит постоянная угроза такого вмешательства. Их вечный скулеж насчет свободы печати означает, что они, за несколькими достойными исключениями, стремятся свободно торговать скандалами, преступлениями, сексом, сенсациями, ненавистью, грязными намеками, а также политической и финансовой пропагандой. Газета – это бизнес, основанный на прибылях от рекламы. Отсюда необходимость больших тиражей, а от чего зависят тиражи, вам известно.

– Кто, по твоему, не дал Отелю Москва оторвать твои яйца, а?

– Да у меня вообще никогда яиц не было, дура чёртова!

– Знаете что? Я обманщик. В моих героях по два с половиной метра росту, а у героинь мозоли на заду от валяния в постели с задранными коленями. Кружева и оборочки, шпаги и кареты, элегантность и беспечность, дуэли и благородная смерть. Все вранье. Они употребляли духи вместо мыла, зубы у них гнили, потому что их никогда не чистили, от ногтей пахло прокисшей подливкой. Французское дворянство мочилось у стен в мраморных коридорах Версаля, а когда вы, наконец, сдирали с прекрасной маркизы несколько слоев белья, первым делом оказывалось, что ей надо бы принять ванну. Об этом и надо писать.

– Раньше мы их называли прислугой. Теперь зовем помощниками по хозяйству. Интересно, когда мы начнем подавать им завтрак в постель.

На сей раз меня соединили с каким-то мрачным типом. Разговаривал он, словно через бойницу бронированного автомобиля. Может, у него был не рот, а такая бойница.

– Я понял, о чем речь, м-р Поттер. Вам не нравится то, что происходит в мире, и вы используете свою власть, чтобы отгородить себе уголок и жить в нем по возможности так, как жили, по вашим воспоминаниям, люди пятьдесят лет назад, до эры массового производства. У вас сто миллионов долларов, и все, что вы себе на них купили – это раздражение.

– Если у этого человека есть имя, – сказал я, – назовите его.

– Странная вещь – деньги, – продолжал он. – В больших количествах они обретают собственную жизнь, даже собственную совесть. Их власть становится очень трудно контролировать. Человек всегда был продажным животным. Рост населения, огромная стоимость войн, постоянное давление налогов – все это делает его еще более продажным. Средний человек устал и напуган, а усталый напуганный человек не может позволить себе роскошь иметь идеалы. Ему надо покупать еду для семьи. В наше время наблюдается катастрофический упадок личной и общественной морали. Как можно иметь людей высокого качества, если их жизнь основана на отсутствии качества? Качество несовместимо с массовым производством. Оно не нужно, потому что слишком долговечно. Вместо качества жизни предлагают стиль жизни – коммерческий обман, направленный на искусственное устаревание вещей. Массовое производство не могло бы каждый год продавать свои товары, если бы не заставляло то, что куплено в этом году, выходить из моды. У нас самые сверкающие кухни и самые белоснежные ванные в мире. Но в прелестной сверкающей кухне средняя американская домохозяйка не может приготовить еду, которая была бы не съедобна, а прелестная белоснежная ванная – прежде всего, склад дезодорантов, слабительных, снотворного и продуктов того жульнического бизнеса, который именуется косметической индустрией. Мы выпускаем самую прекрасную упаковку в мире, м-р Марлоу. То, что внутри – в основном отбросы.

Он вынул большой белый платок и коснулся им висков. Я сидел, разинув рот, размышляя, что же внутри у него самого. Он ненавидел все вокруг.

– А как-то на днях я пил чай с Харланом Поттером.

– Молодец. Я-то сам чаю не пью.

– Мне бы хотелось вас увидеть.

– Зачем?

– Предпочла бы объяснить лично. Вы ведь иногда бываете в конторе?

– Угу. Иногда.

Трудное дело быть полицейским. Никогда не знаешь, кого можно топтать ногами, а кого нет.

Я пошел в закусочную на Цветочной улице. Она была мне как раз под настроение. Грубо намалеванное объявление над входом гласило: «Только для мужчин. Собакам и женщинам вход воспрещен». Обслуживание было на этом же уровне. Официант, швырявший вам в лицо тарелку, был небрит и брал чаевые без приглашения с вашей стороны. Еда была простая, но очень хорошая, а темное шведское пиво ударяло в голову не хуже «мартини».

– Твоя тайна в надежных руках. Не расскажу никому, кроме знакомых.

Чувствовал я себя паршиво. Надо было не пускать ее туда и начать с обычной болтовни насчет дурных новостей: приготовьтесь, сядьте, пожалуйста, боюсь, что произошло нечто серьезное. Чушь собачья. Когда, наконец, покончишь с этим ритуалом, выясняется, что ни от чего не уберег человека. Иногда сделал даже хуже.

– Мы сэкономим время, м-р Марлоу, если я изложу вам свою позицию. Я считаю, что вы вмешиваетесь в мои дела. Если я прав, то намереваюсь это прекратить.

– Я слишком мало знаком с вашими делами, чтобы в них вмешиваться, м-р Поттер.