Cite

Громадная чёрная горилла большой чёрной лапой упёрлась мне в лицо и старалась продавить его сквозь затылок. Я сопротивлялся. Занимать в споре оборонительную позицию – моя характерная черта.

– Здесь была полиция, мистер Марлоу. Некий лейтенант Мэглешен, расследующий убийство Клозена. Он будет рад познакомиться с вами. Позвонить ему? Я уверен, что он вернётся.

– Ну-ну, звоните, – ответил я. – Я просто заглянул сюда перед тем, как совершить самоубийство.

Женщина глядела на меня так, словно я только что вынырнул с океанского дна, держа под мышкой мёртвую русалку.

– Мне нужен мистер Квест. Оррин П.Квест.

– Кто? – В глазах женщины появилось что-то похожее на ужас.

– Квест. Квинтэссенция, вольный, естественно, сублимация, трусы.

Владелец похоронного бюро суетился, выделывая руками и корпусом лёгкие, изящные, как финалы произведений Шопена, движения.

Это был мой голос, но кто-то пользовался моим языком вместо наждачной бумаги.

Я снял пиджак, отстегнул наплечную кобуру и запер Люгер в ящик стола. Полицейские не любят, когда приходишь с пистолетом на их территорию, даже если имеешь право носить оружие. Они любят, чтобы ты приходил заискивающим, держа шляпу в руке, говорил тихо, вежливо и ничего не выражал взглядом.

– Нелепый ты человек, амиго. Я и не знала, что ещё существуют такие люди.

– Довоенный фонд, – сказал я. – С каждым днем нас становится все меньше.

– Любовь – как скучно это звучит, – задумчиво сказала она. – Поражаюсь, что язык, столь изысканный в любовных стихах, может назвать её таким слабым словом. В нем нет жизни, нет звучности. Оно ассоциируется у меня с маленькими девочками в платьицах с оборками, с розовыми улыбочками, робкими голосками и, очевидно, очень грязным бельём.

Мы вошли в мой частный мыслительный салон и сели.

Шея была смуглой и мягкой, а губы красными, как новенькая пожарная машина.

Техасская официантка с образованностью юмористических персонажей

И тут раздался звонок, заранее предупреждающий об опасности. Звучит он негромко, но его все же нужно слышать. Какой бы ни стоял шум, его надо слышать.

Лжецы всегда терпеливы.

– Вы не верите мне. Я слышу по вашему тону.

– По моему тону вам ничего не понять. Я детектив. Как вы разговаривали с ним?

По коридору мимо моего офиса, как всегда, сновали люди, а когда я, открыв дверь, вошёл в душную тишину малой приёмной, у меня, как всегда, появилось ощущение, будто я брошен в пересохший двадцать лет назад колодец, к которому никогда никто не придёт. В воздухе, отдающем несвежестью, как интервью о сыгранном матче, стоял запах старой пыли.

В кабинете – тот же спёртый воздух, та же пыль на плинтусе, то же крушение надежд на беззаботную жизнь.

– Она смуглая, красивая и страстная. Притом очень, очень податливая.

– И оригинальная, как почтовый ящик, – сказал я.

– Двадцать пять долларов в день? – изумлённо спросила она.

– Маленьких одиноких долларов.

– Очень одиноких?

– Как маяки.

Однако фигушки.

Поначалу я не мог понять, в чем тут дело. Но отсутствие симметрии меня встревожило. Я привык быть подозрительным. А потом меня озарило:

1. Единственное объяснение асимметричной видимости – песчаная буря.

2. Песчаные бури снижают эффективность солнечных панелей.

3. Мои солнечные панели постепенно теряют эффективность на протяжении последних солов.

Из этого я сделал следующие выводы:

1. Я уже несколько солов нахожусь в песчаной буре.

2. Дерьмо!

Я привык к просторам Ацидалийской равнины, моего бывшего дома в прериях.

Я повернулся и посмотрел назад, на марсоход и прицеп. Они стояли там, где я их и оставил (на Марсе почти нет угонщиков).

У маленького кратера пока нет имени. По крайней мере на моих картах. Поэтому я назову его Входной кратер – просто потому что могу.

Я в середине скопления кратеров, которые формируют треугольник. Я называю его Треугольником Уотни, потому что после всего, что я пережил, хоть что-то на Марсе должно носить моё имя.

Хотите знать, что такое нулевая отметка? На Земле это уровень моря. Очевидно, на Марсе такое объяснение не прокатит.

Теперь я каждую ночь выхожу наружу со своим самодельным секстантом и ищу Денеб. Если подумать, это весьма глупо. Я торчу на Марсе в скафандре, а для навигации использую инструменты шестнадцатого века. Но они работают!