Cite

– Вы не женщина, а целый женский комитет.

– У меня с собой пять тысяч долларов в дорожных чеках. По сто долларов каждый. На что вы пойдёте за пять кусков, Марлоу?

Я глотнул виски и прикинул с рассудительной миной:

– При нормальных расходах это купило бы меня с руками и ногами на несколько месяцев. Если бы я продавался.

Здоровяк вставил сигарету в мундштук, и официант подскочил к нему с горящей зажигалкой, как будто весь вечер ждал случая.

Напрасно я беспокоился, что не найду мисс Бетти Мэйфилд. Она была тут, и с Митчеллом, но далеко не в восторге. У Митчелла отвалилась челюсть, он улыбался, лицо его раскраснелось и блестело, глаза остекленели. Бетти держала голову так далеко от него, как только могла, не вывихнув при этом шею. Было очевидно, что она уже приняла допустимую дозу мистера Ларри Митчелла.

Мексиканское трио выдавало музыку, которую обычно выдают мексиканские оркестры. Что бы они ни играли, получается одно и то же. Они всегда тянут одну и ту же песню, теми же медовыми липучими голосами, и певец всегда бренчит на гитаре и зазывает Amor, mi corazon (Любовь, сердце моё (исп.)) про сеньору, которая linda (Красавица (исп.)), но не поддаётся на уговоры, и волосы у него слишком длинные и сальные, и, какую бы он ни пел чепуху про любовь, ясно, что с финкой в глухом переулке он управляется умело.

Десятка два машин, не больше. Я огляделся. Одна догадка по крайней мере подтвердилась. На Бьюике был знакомый номер. Он стоял почти у самого входа, а рядом с ним, прямо у дверей, на последнем месте стоял Кадиллак с откидным верхом и белыми кожаными сиденьями. На спинку сиденья был накинут плетёный коврик. Кадиллак был оснащён всеми дополнительными приборами, о которых только мог подумать продавец, включая две огромные зеркальные фары, антенну, как у траулера, складную хромированную решётку для багажа, чтобы вы могли пуститься в дальний путь со всеми удобствами, козырёк от солнца, призматический рефлектор для светофоров, затемнённых козырьком, радио с кнопками, как на панели управления самолёта, зажигалку, в которую можно сунуть сигарету, чтобы она прикурила за вас, и прочие мелочи, которые заставили меня задуматься, когда же наконец они начнут устанавливать на машинах радио, магнитофон, бар и батарею ПВО.

От вас требуется только проследить, где это лицо остановится. Я имею в виду остановится не около киоска или в туалете, а в отеле, или у друзей, или ещё где-то. Вот и все. Куда уж проще?

Я повернулся и захлопнул дверь. Пошёл вдоль чёрной змеи шнура пылесоса к розетке и выдернул вилку. Женщина в зелёном злобно уставилась на меня. Я подошёл к ней и вручил ей долларовую бумажку. Её злоба поутихла.

– Просто хочу позвонить отсюда, – сказал я.

– У вас же есть телефон в номере?

– Не задумывайтесь, – сказал я. – Это стоит доллар.

Я дотянулся до зеркала и глянул на своё лицо. Оно показалось мне знакомым.

Первым ощущением была слабость: заговори со мной сурово – и я расплачусь.

– El honor no se mueve de lado como los congrejos. Честь ходит только прямо, а не боком, словно краб, сеньор.

– Un Aviso de parte del senor Starr en Las Vegas, senor. Habla usted espanol?

– Да, если не слишком быстро. Лучше бы по-английски.

– Тогда по-английски, – сказал он. – Мне все равно.

У французов есть про это поговорка. У этих сволочей на все есть поговорки, и они всегда правы.

Проститься – это немножко умереть.

Преступность – не болезнь, это симптом. Полиция – все равно, что врач, который лечит опухоль мозга аспирином, с той разницей, что полицейский охотнее вылечил бы её дубинкой.

– Вы чертовски хороший полисмен, Берни, но это дела не меняет. Все полицейские одинаковы. Все они ищут виноватых не там, где нужно. Если парень просаживает получку в кости – запретить азартные игры. Если напивается – запретить торговлю спиртным. Если сбивает человека машиной – запретить автомобили. Если его застукали с девицей в гостинице – запретить половые сношения. Если он падает с лестницы – запретить строить дома.

– Ты заказал трёх бандитов, – объяснил Олз. – А получил трёх помощников шерифа из Невады. Кое-кому в Вегасе не нравится, что ты забываешь перед ним отчитываться. Он хочет с тобой поболтать. Хочешь – отправляйся с этими людьми, а то поехали со мной в участок, там тебя подвесят к двери, в наручниках. Есть у меня пара ребятишек, которые не прочь тебя рассмотреть поближе.

– Ну, куда тебе врезать, дешёвка? – чёрные глаза так и плясали.

Я молча смотрел на него. На такие вопросы не отвечают.

Нет ничего кровожаднее, чем кровожадный мексиканец, как нет ничего добрее, чем добрый мексиканец, и, особенно, ничего печальнее, чем печальный мексиканец. Этот парень был крутого замеса. Таких больше нигде не делают.

Безветрие. Я отпер дверь, начал её открывать и замер, успев приоткрыть сантиметров на двадцать. Внутри было темно, ни звука. Но я чувствовал, что в комнате кто-то есть. Может быть, слабо скрипнула пружина или я уловил отсвет от белого пиджака. Может быть, для такого тёплого тихого вечера, в комнате было недостаточно тепло и тихо. Может быть, в воздухе стоял еле ощутимый запах человека. А, может быть, у меня просто нервы были на пределе.

Я вспомнил, как в первый раз увидел Эйлин Уэйд, и во второй, и третий, и четвёртый. Но потом её образ расплылся. Она перестала казаться мне реальной. Когда узнаешь, что человек – убийца, он сразу теряет реальность.

Есть люди, которые убивают из ненависти, или от страха, или из корысти. Есть убийцы хитрые, которые планируют все заранее и надеются, что их не поймают.

Есть разъярённые убийцы, которые вообще не думают. А есть убийцы, влюблённые в смерть, для которых убийство – это нечто вроде самоубийства. Они все слегка помешаны, но не в том смысле, какой имел в виду Спенсер.

Она хлопнула в ладоши, и, как обычно, из воздуха возник Кэнди. Он поклонился Спенсеру.

Поразительно, как люди не понимают, что все можно узнать, стоит лишь спросить.

Он спустился по лестнице, сел в машину и уехал. Фараоны никогда не прощаются. Всегда надеются увидеть вас снова в шеренге для опознания.

Имение Мэйди в Неваде, у озера Тахо, граничит с имением Харлана Поттера. Может, они даже иногда здороваются. Какой-нибудь прислужник Мэйди может услышать от прислужника Поттера, что фраер по имени Марлоу слишком распускает язык о чужих делах. Это случайное замечание могут передать дальше, и тогда в одной квартире в Лос-Анджелесе зазвонит телефон, и одному парню с развитой мускулатурой намекнут, что неплохо бы ему и паре-тройке его дружков выйти поразмяться. Если кому-то нужно, чтобы вас пристукнули, этим ребятам не станут объяснять, почему. Для них это обычная работёнка. Лично против вас они ничего не имеют. Просто не рыпайся, дружок, пока мы будем ломать тебе руку.

Если «Ежедневник» напечатает это признание, рассердится очень много народу. Прокурор, коронер, контора шерифа, влиятельное частное лицо по фамилии Поттер и пара бандитов по имени Менендес и Старр.