Cite

Духовное просветление полиции оказалось особенно неожиданным для правительства потому, что бенигнаторы, как объяснил Троттельрайнер, действуют на людей тем сильнее, чем меньше были они подвержены естественным, врожденным благим побуждениям. Так что, когда вторая волна самолетов разбумбила президентский дворец, многие из высших полицейских и военных чинов покончили с собой, не в силах вынести кошмарных мучений совести. Если добавить, что генерал Диас, прежде чем застрелиться, велел открыть тюрьмы и выпустить политзаключенных, будет легче понять необычайную ожесточенность боев, развернувшихся с наступлением ночи.

С антресолей кто-то забрасывал нас охапками цветных фотографий, детально изображающих то, что один человек под влиянием похоти может сделать с другим, и даже гораздо больше.

Дрингенбаум попытался продолжить свое выступление, в общем-то довольно пессимистическое. Сначала цивилизация, а после каннибализация, утверждал он, ссылаясь на известную теорию американцев, которые подсчитали, что, если ничего не изменится, через четыреста лет Земля превратится в шар из человеческих тел, разбухающий со скоростью света.

В семь объявили перерыв, чтобы участники могли подкрепиться – разумеется, за свой счет; возвращаясь в зал, я купил очередной экстренный выпуск официозной газеты «Насьон» и парочку экстремистских «вечерок».

Тут случился прискорбный инцидент: с галереи для публики кто-то швырнул бутылку со взрывчатой смесью. «Скорая помощь» (она была тут как тут, укрытая в кулуарах) сделала свое дело, а служба наблюдения за порядком быстро прикрыла исковерканные кресла и останки ученых нейлоновым покрывалом с жизнерадостными узорами; как видно, устроители заранее обо всем позаботились.

На возвышении красовалась повестка дня, обрамленная зеленью; первым пунктом шла глобальная урбанистическая катастрофа, вторым – катастрофа экологическая, затем – климатическая, энергетическая и продовольственная, после чего обещан был перерыв. Военная, технологическая и политическая катастрофы откладывались на другой день, вместе с дискуссией на свободные темы.

По пути в конференц-зал я набрал кипу местных газет – такая уж у меня привычка. Я, конечно, читаю не на всех языках, но по-испански человек образованный всегда что-нибудь разберет.

Через четверть часа все как будто прошло. Я принял душ и вытерся жестким полотенцем, время от времени награждая себя зуботычинами – профилактики ради; заклеил пластырем избитые в кровь щиколотки и костяшки пальцев, пересчитал синяки (я и вправду разукрасил себя на совесть), надел свежую рубашку, поправил перед зеркалом галстук, одернул смокинг, напоследок заехал себе под ребро, для поднятия духа и для контроля, и вышел – в самую пору, чтобы успеть к пяти.

Проглотив таблетку, я заел ее почерневшим маслом (воды я страшился как дьявола), затолкал себе в рот две кофеиновые пастилки, чтоб не уснуть, сел и со страхом – но и с любовью к ближнему – стал ожидать исхода химической битвы в своем организме.

Теперь, когда от отеля не осталось камня на камне, я, не боясь обвинений в рекламных захваливаниях, могу со спокойной совестью утверждать: «Хилтон» был превосходен. Моя оценка имеет особый вес: ведь по натуре я сибарит, и лишь чувство долга иногда заставляло меня предпочесть комфорту каторжный труд астронавта.

Восьмой Всемирный футурологический конгресс открылся в Костарикане. По правде говоря, я не поехал бы в Нунас, если бы не профессор Тарантога: он дал мне понять, что там на меня рассчитывают. Еще он сказал (и это меня задело), что астронавтика стала, в сущности, бегством от земных передряг. Всякий, кто сыт ими по горло, удирает в Галактику, надеясь, что самое худшее случится в его отсутствие. И в самом деле, возвращаясь из путешествий, особенно в прежние годы, я с тревогой выискивал в иллюминаторе Землю – не уподобилась ли она печеной картофелине. Поэтому я не очень-то сопротивлялся, а только заметил, что не разбираюсь в футурологии. И в насосах мало кто разбирается, возразил Тарантога, однако все мы кидаемся к помпам, услышав: «Течь в трюме!»

[ Как ты себя чувствуешь? ]

Ну... трудно сказать. Как укушенный зомби человек на грани истерики.

ГДЕ СОЛДАТЫ?! СОЛДАТЫ?! ДА ОНИ 3ДЕСЬ ПОВСЮДУ!!!

Вон – голова солдата! Тебя устраивает такой ответ? A вон – рука!

3десь всё в солдатах! Стены! Потолок! Лестница! Всё в крови и ошмётках солдат!

Черт! Мурашки по коже.

Не пойму только: это от нехорошего предчувствия или от надежды?

Ведь нам говорили, что даже у охранников есть только электрические дубинки.

Из-за этих дубинок мы прозвали их электровениками...

ЭТО ЧТО ЗА ЛАБУТЕНЬ?!!

Твой совет сейчас не требуется, ибо путь один, но просто хотел, чтобы ты знал.

Если сейчас услышишь протяжный крик «а-а-а-а», который закончится чем-то вроде «шмяк!», знай – я погиб геройской смертью.

Понимаешь, о чем я?

Впрочем, считай, что я нe спрашивал.

Итак. Я готов.

A-a-a-a-a...

ОЙ!

Эй! Я жив! Жив и теперь отплясываю на этаже A8!

Пожалуй, лучше я заткнусь и отправлюсь на поиски пути спасения.

Этаж А8, я иду!

Итак, дорогие радиослушатели, если вы только-только к нам присоединились, с вами я – Иван Соболев!

Самый бесшабашный нейробиолог, покоритель гравитации и акробат первого класса, спаситель человечества и просто будущий зомби!

Пожалуйста, затушите ваши сигареты и пристегните ремни!

Печально... Работать под его руководством было сплошное удовольствие... Но, думаю, сейчас не время для скорби.

У нас есть дела поважнее – нужно спасать человечество!

Странно... Когда я это произнёс, мне показалось, что я стал похож на героя какого-нибудь комикса или текстового квеста...

Докладчику отводилось четыре минуты – многовато, пожалуй, ведь было заявлено 198 докладов из 64 стран. Для экономии времени доклады надлежало изучить заранее, а оратор лишь называл цифры – номера ключевых абзацев своего реферата. Чтобы лучше усвоить эту премудрость, мы включили карманные магнитофоны и мини-компьютеры; между ними должна была завязаться потом основная дискуссия. Стенли Хейзлтон из США сразу ошеломил зал, отчеканив: 4, 6, 11, откуда следует 22; 5, 9, ergo 22; 3, 7, 2, 11, из чего опять же получается 22!!! Кто-то, привстав, выкрикнул, что все-таки 5 и, может быть, 6, 18, 4. Хейзлтон с лёту опроверг возражение, разъяснив, что так или этак – кругом 22. Заглянув в номерной указатель, я обнаружил, что 22 означает окончательную катастрофу.

– Как думаешь, взрывчатка не сдетонирует?

– Если сдетонирует, то мы узнаем об этом первыми.

– Что это такое? Мы ж стражники, почему они не пускают нас в свои башни?

– Мы должны разбираться здесь с простолюдинами. Маги сами могут защитить себя.

– Но что это за секреты такие? Даже слуг туда не пускают. Эти чернокнижники хоть кому-то доверяют?

– Я б на твоём месте не задавал вопросов. Золото, которым они мне платят, отвечает на все вопросы, которые есть у меня.

Alana: Oh, you know how it is with Ariel. She just gets involved with things and, well... You know.

Sebastian: Dat girl cannot go through life wit' you making excuses for her all dat time, Alana!

Flounder: Maybe someday you'll get to live up there!

Ariel: Sure, Flounder. Dream me another one.

Ariel: But I'm tired of just hearing things. I want to see them. Experience them first-hand!

Flounder: Can't you experience them first-hand by listening to stories about them?

Ariel: It doesn't work that way, Flounder.

Ariel: Flounder, that's so silly. What is there so terrible in the world that you can't even look at?

Flounder: Humans! I heard that... That just a sight of 'em, uh, makes your eyeballs melt! And your brain gets all frozen over, and, and, and your tongue falls out, and... And your scales get all brown and yacky, and... Well, that's what I HEARD!

Ariel: Flounder, you can be such a guppy.

Flounder: I'm not a guppy.

Ariel: Then don't act like one. «Melting eyeballs» honestly!

Flounder: Well, that's what...

Ariel: You heard, I know.