Cite

ЗАПИСЬ В ЖУРНАЛЕ: ДЕНЬ МИССИИ 687

Это «687» застало меня врасплох. На «Гермесе» мы ведём отсчёт времени в днях миссии. Может, на Марсе сейчас 549-й сол, но здесь – 687-й день миссии. И знаете что? Мне плевать, сколько времени на Марсе, потому что меня там нет!

Будучи химиком, Фогель знал, как сделать бомбу. На самом деле большая часть его обучения была посвящена тому, как не сделать её по ошибке.

– Ну, – сказала Льюис, – ладно, если ты против, то... Погоди... погоди минутку, я тут взглянула на свою нашивку, и оказывается, я капитан. Жди. Мы летим к тебе.

– Думаю, лучше воспользоваться моим Железным человеком.

– Слишком опасно, и ты это знаешь, – возразила Льюис.

– Дело в том, что я эгоист, – сообщил Уотни. – Хочу, чтобы дома поставили памятник мне одному. Ваша компания, неудачники, мне вовсе не требуется.

– Я согласен, что это смертельно опасно, – не стал спорить Уотни. – Зато смогу полетать, совсем как Железный человек из комиксов.

– Мы постараемся придумать что-нибудь ещё, – сказала Льюис.

– Железный человек, капитан. Железный человек!

– Будь на связи, – ответила Льюис.

– Эй, – сказал по радио Уотни, – у меня есть идея.

– Ну конечно, – вздохнула Льюис. – Выкладывай.

– Я могу найти что-нибудь острое и проделать дыру в перчатке скафандра. Использовать выходящий воздух как реактивную струю и подлететь к вам. Источник струи будет на моей руке, а значит, я с лёгкостью смогу её направлять.

– Как ему только в голову приходит такая хрень? – вмешался Мартинез.

Я понимаю, что с большой вероятностью умру завтра. Не могу сказать, что это приятная мысль.

Будет не так уж плохо, если МВА взорвётся: я ничего не успею понять. А вот если перехват не состоится, мне придётся парить в космосе, пока не кончится воздух. На этот случай у меня есть план. Я снижу содержание кислорода до нуля и буду дышать чистым азотом, пока не задохнусь. Это не так уж страшно: лёгкие не заметят нехватку кислорода. Я просто почувствую себя усталым, засну, а потом умру.

Не буду врать: у меня коленки трясутся. Через четыре часа гигантский взрыв запустит меня на орбиту. Я уже проделывал подобное прежде – но не в столь импровизированной обстановке. Сейчас я сижу в МВА. На мне скафандр, поскольку в передней части корабля зияет дыра, на месте окна и части оболочки. Я «жду команды к запуску». Точнее, просто жду запуска. Я в нем не участвую. Моя задача – сидеть в акселерационном кресле и надеяться на лучшее.

– Я готов, – сообщил Мартинез. – Фантазия Йоханссен исчерпалась. Я проработал все сценарии.

– Не считая катастрофических сбоев, – поправила его Йоханссен.

– Ну да, – согласился Мартинез. – Какой смысл симулировать взрыв при взлёте? С этим ничего не поделаешь.

Они не называют мне вероятность провала, но, полагаю, она самая высокая в истории. Корабль Юрия Гагарина был намного надёжней и безопасней моего. А советские корабли – известные смертельные ловушки.

[19.24] МВА: А почему они так долго не разрешали нам общаться?

[19.25] ЙОХАНССЕН: Психологи опасались личностных конфликтов.

[19.25] МВА: Что? Всего лишь из-за того, что вы, ребята, бросили меня на Богом забытой планете без шансов выжить?

[19.26] ЙОХАНССЕН: Смешно.

Не так уж много людей могут похвастаться тем, что уничтожили космический корабль за три миллиарда долларов. Я – один из них.

Иногда я скучаю по дням, когда мог самостоятельно принимать все решения. Потом беру себя в руки и вспоминаю, что намного лучше иметь в запасе кучку гениев, которые все решают за тебя, чем постоянно оказываться в заднице.

[09.09] МВА: Вы отправляете меня в космос в кабриолете?

[09.24] ХЬЮСТОН: Дыры будет закрывать брезент жилого модуля. Он обеспечит достаточную аэродинамику в марсианской атмосфере.

[09.38] МВА: А-а-а, с матерчатым тентом. Совсем другое дело!

На каждый День благодарения моя семья ездила из Чикаго в Сандаски, дорога до которого занимала восемь часов. Там жила мамина сестра. Вёл машину всегда отец, и он был самым неторопливым, самым осторожным водителем, когда-либо садившимся за руль.

Честно. Он вёл так, словно сдавал экзамен на права. Никогда не превышал скорость, руки держал, как показано в учебнике, поправлял зеркала перед каждой поездкой и тому подобное.

Это здорово бесило. Мы ехали по магистрали, справа и слева проносились машины. Некоторые сигналили, потому что, скажу прямо, соблюдение скоростного режима приравнивается к созданию аварийной ситуации. Мне постоянно хотелось вылезти и подтолкнуть.

Если вернусь на Землю, стану знаменитым, верно? Бесстрашный астронавт, преодолевший все преграды. Готов спорить, женщины таких любят.

Больше поводов выжить.

Если бы я мог загадать желание, попросил бы радио, чтобы НАСА сообщило мне безопасный спуск. Ладно, если бы я действительно мог загадать желание, пожелал бы, чтобы меня спасла зеленокожая, но очаровательная королева Марса, а я научил бы её тому, что на Земле называют «заниматься любовью».

Кстати, я давно не видел женщин.

Значит, так: чтобы обезопасить себя от новых аварий, я... Нет, правда же, никаких женщин долгие годы. Разве я многого прошу? Конечно, даже на Земле под дверью ботаника/инженера-механика редко выстраивается очередь из милых дам. Но все же!

Я начал день с пустого чая. Приготовить пустой чай несложно: сначала налейте горячей воды, затем ничего не добавляйте. Пару недель назад я поэкспериментировал с чаем из картофельной кожуры. Лучше не вспоминать об этом.

Марс – не Земля. Здесь нет плотной атмосферы, чтобы искривлять свет, и частиц, чтобы отражать его за углы. Тут почти вакуум. Когда солнце скрывается из виду, наступает полная темнота. Ну, некоторое количество света даёт Фобос, однако работать при нем нельзя. А Деймос – вообще мелкая фиговина, ни толку, ни проку.

Отличный рычаг! Оставалось надеяться, что марсоход встанет на колеса раньше, чем сломается молоток.

Я пятился все дальше, утягивая кабель за собой. Что-то должно было сдаться – а я сдаваться не собирался, ведь со мной плечо к плечу вкалывал сам Архимед.

Как только марсоход опрокинулся, я свернулся в клубок и съёжился. Вот такой я киногерой.

Однако это сработало, так как я не пострадал.

– Просто дорожное знакомство. Попутчик.

Я кивнул.

– Но он приехал сюда на своей машине. Он заказал для вас номер. Он сам не очень популярен, но, очевидно, у него есть влиятельные друзья.

– Дорожное знакомство иногда развивается очень быстро, – сказала она.

– И впрямь. Он успел даже стрельнуть до получки. Мастер своего дела.

В её руке возник маленький автоматический револьвер.

Я глянул на него.

– А, пушка, – сказал я. – Не пугайте меня пушками. Я к ним с детства привык. Я набивал руку ещё на однозарядном Деррингере, любимом оружии пароходных шулеров. Когда я подрос, то перешёл на спортивную винтовку, затем на снайперское ружье калибра 0,303 и так далее. Однажды я попал в яблочко с восьмисот метров с открытой мушкой. Надо сказать, что с восьмисот метров вся мишень кажется размером в почтовую марку.

– Увлекательная карьера, – сказала она.

– Пушки ничего не решают, – сказал я, – когда их выхватывают под занавес в конце второго акта.

– Стены здесь тонкие, как бумажник у статиста.

В соседнем номере было тихо, потом я услышал шум спускаемой воды. Объект моего внимания обживался.