Cite

Мистер Кэнино мог вернуться. Мистер Кэнино принадлежал к тем самоуверенным джентльменам, которые не боятся вернуться на место преступления.

– Значит, ты пустил его по ложному следу, Гарри, – громко сказал я. Мне казалось, что я говорю не своим голосом. – Ты обманул его и выпил свою порцию цианистого калия бесстрашно, как рыцарь. Ты умер от яда, как крыса, но для меня ты вовсе не крыса, Гарри.

– Взгляни на это, малыш.

Я не шевельнулся. У меня не было оружия. Мне не обязательно было видеть сквозь дверь, чтобы знать, что рокочущий голос предлагал Гарри Джонсу взглянуть именно на оружие. Но я не думал, что Кэнино сделает нечто большее со своим револьвером, кроме как продемонстрирует его. Я ждал.

– Понял, – сказал я. – Я – тупица. Вот теперь дошло.

– И я полагаю, что не стоит вас больше задерживать.

– Вы меня не задерживаете, – сказал я. – Это я вас задерживаю. Я хочу узнать, почему ваши визитки оказались в папиросах?

– Кроме того, у меня много друзей. Но есть люди, которые хотели бы выставить меня в плохом свете. Психиатры, сексопатологи, невропатологи, отвратительные человечки с резиновыми молотками и полками, уставленными книгами. И, конечно же, все они мои враги, а я для них – шарлатан. Так какая у вас теория?

– Вы хотите выяснить, почему так случилось?

– Да. Это мне следовало бы заплатить вам сто долларов.

– Не стоит. Ответ прост. Есть вещи, которых я не знаю. Это – одна из них.

Индеец сел возле шофёра, и машина рванула к центру квартала. Полицейский на противоположной стороне улицы выкрикнул слабым голосом что-то, похожее на «Эй!», но вдруг нагнулся, чтобы завязать шнурки.

Глаза очень глубоки, как глаза лунатика, как колодец, про который я когда-то читал. Давно, лет 900 назад, в старинном замке в колодец бросали камень и ждали. Долго прислушивались, теряли терпение, хохотали и уже собирались уходить, как слабый, еле различимый отдалённый всплеск со дна колодца достигал ушей. Люди верили и не верили в существование такого колодца. Так вот, глаза сидящего напротив человека были также глубоки, без выражения, без души, глаза, способные равнодушно наблюдать, как голодные львы разрывают человека.

Машина – темно-синий семиместный Паккард последней модели, сделанный на заказ, – была припаркована недалеко от пожарного поста. За рулём сидел шофёр, по виду иностранец, с кислым выражением на неподвижном, словно деревянном, лице. Моё внимание привлекла обивка на сиденьях внутри «паккарда» – из дорогого серого велюра. Индеец посадил меня назад. Сидя там, я чувствовал себя высокопоставленным покойником в катафалке похоронной компании с утонченным вкусом.

Водитель, казалось, дремал, взявшись за руль, но он с такой скоростью обгонял парней в открытых быстрых «седанах», что те завистливо пялили глаза, будто их машины тащились на буксире. Для нас на всех перекрёстках включался зелёный свет – есть такие умелые водители. Мы не остановились ни разу.

Если бы он был немного почище и облачён в белый халат, то напоминал бы свирепого римского сенатора.

– Послушай, Хемингуэй, не повторяй за мной, – попросил я.

– Я думаю, парень свихнулся, – сказал здоровяк, – он только что назвал меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?

Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно отвернулся от окна и мягко произнёс:

– Возможно, он просто немного расстроился.

– Я просто не вижу причины, зачем ему называть меня Хемингуэем, – волновался большой полицейский. – Меня зовут не Хемингуэй.

– Я когда-то пытался вылечить его от страха перед кинокамерой. Он хотел сниматься в кино. Это было впустую потраченное время. Кинематограф в нем не нуждался.

Она кивнула и неторопливо вышла из-за стола. Прошуршала передо мной платьем, облегающем тело, как хвост русалки, и продемонстрировала хорошую фигуру. Если вам нравятся фигуры, которые ниже пояса на четыре размера больше стандартных, то вам следует подняться в эту башенку.

Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему наступили на мозоль.

– Кто такой мистер Блейн?

– Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье.

– А кроме того, что он на заднем сиденье, что-нибудь из себя представляет?

Ничто не изменилось в лице Амтора. Он не закричал, не побежал по стене. Но реакция была резкой. Он разомкнул руки и упёрся в край столика, словно собирался его опрокинуть. Он сидел, как каменный лев у входа в Публичную Библиотеку.

Кстати, так ли необходимо индейцу быть таким зловонным?! Если он на вас работает, не могли бы заставить его принять ванну?

Ему могло быть лет 35 или 65, человек без возраста.

Мы подошли к чёрной двери. Она медленно и, как мне показалось, угрожающе открылась сама.

Если бы это был фильм, все столпились бы в шлюзе и хлопали друг друга по плечам. Но получилось несколько иначе.

При взлёте МВА я сломал два ребра. Они постоянно болели, но настоящая агония началась, когда Фогель затащил нас в шлюз. Я не хотел отвлекать людей, которые пытались спасти мне жизнь, поэтому выключил микрофон и визжал, как девчонка.

Это правда. В космосе никто не услышит, что ты визжишь, как девчонка.

ЗАПИСЬ В ЖУРНАЛЕ: ДЕНЬ МИССИИ 687

Это «687» застало меня врасплох. На «Гермесе» мы ведём отсчёт времени в днях миссии. Может, на Марсе сейчас 549-й сол, но здесь – 687-й день миссии. И знаете что? Мне плевать, сколько времени на Марсе, потому что меня там нет!

Будучи химиком, Фогель знал, как сделать бомбу. На самом деле большая часть его обучения была посвящена тому, как не сделать её по ошибке.

– Ну, – сказала Льюис, – ладно, если ты против, то... Погоди... погоди минутку, я тут взглянула на свою нашивку, и оказывается, я капитан. Жди. Мы летим к тебе.

– Думаю, лучше воспользоваться моим Железным человеком.

– Слишком опасно, и ты это знаешь, – возразила Льюис.

– Дело в том, что я эгоист, – сообщил Уотни. – Хочу, чтобы дома поставили памятник мне одному. Ваша компания, неудачники, мне вовсе не требуется.