Cite

Я вспомнил, как в первый раз увидел Эйлин Уэйд, и во второй, и третий, и четвёртый. Но потом её образ расплылся. Она перестала казаться мне реальной. Когда узнаешь, что человек – убийца, он сразу теряет реальность.

Есть люди, которые убивают из ненависти, или от страха, или из корысти. Есть убийцы хитрые, которые планируют все заранее и надеются, что их не поймают.

Есть разъярённые убийцы, которые вообще не думают. А есть убийцы, влюблённые в смерть, для которых убийство – это нечто вроде самоубийства. Они все слегка помешаны, но не в том смысле, какой имел в виду Спенсер.

Она хлопнула в ладоши, и, как обычно, из воздуха возник Кэнди. Он поклонился Спенсеру.

Поразительно, как люди не понимают, что все можно узнать, стоит лишь спросить.

Он спустился по лестнице, сел в машину и уехал. Фараоны никогда не прощаются. Всегда надеются увидеть вас снова в шеренге для опознания.

Имение Мэйди в Неваде, у озера Тахо, граничит с имением Харлана Поттера. Может, они даже иногда здороваются. Какой-нибудь прислужник Мэйди может услышать от прислужника Поттера, что фраер по имени Марлоу слишком распускает язык о чужих делах. Это случайное замечание могут передать дальше, и тогда в одной квартире в Лос-Анджелесе зазвонит телефон, и одному парню с развитой мускулатурой намекнут, что неплохо бы ему и паре-тройке его дружков выйти поразмяться. Если кому-то нужно, чтобы вас пристукнули, этим ребятам не станут объяснять, почему. Для них это обычная работёнка. Лично против вас они ничего не имеют. Просто не рыпайся, дружок, пока мы будем ломать тебе руку.

Если «Ежедневник» напечатает это признание, рассердится очень много народу. Прокурор, коронер, контора шерифа, влиятельное частное лицо по фамилии Поттер и пара бандитов по имени Менендес и Старр.

Помните тот вечер, когда вы доставили меня домой из городской Бастилии?

Я сходил в закусочную, съел сандвич с куриным салатом и выпил кофе. Кофе был переваренный, а сандвич не намного вкуснее, чем лоскут, оторванный от старой рубахи. Американцы могут съесть любую дрянь, если засунуть её между ломтями поджаренного хлеба и скрепить парой зубочисток, а сбоку будет торчать зелёный салат, предпочтительно слегка увядший.

Оживления в нем было заметно столько же, сколько в гробовщике на дешёвых похоронах.

– Я болен, – сказал он. – Но, может, вы и правы. Какая разница?

– Разница вот какая. Вас могут положить в психушку. А тамошний персонал не добрее, чем охранники на каторге в Джорджии.

– А вы от чего убегаете? От своей молодости или от угрызений совести, или от сознания, что вы мелкий деятель мелкого бизнеса?

– Понятно, – сказал я. – Вам нужно кого-то оскорбить. Давайте, старина, не стесняйтесь. Когда будет больно, я скажу.

– А вы как думаете – от чего я убегаю, Марлоу?

– Понятия не имею. Информации недостаточно.

– Все они знают, что я алкоголик. Всем интересно, что же я пытаюсь утопить в вине. Какая-то фрейдистская сволочь объяснила, что пьянство – это способ спастись бегством. Любой десятилетний ребёнок это знает. Если бы у меня, боже избави, был десятилетний сын, он бы спрашивал: «Папочка, от чего ты бежишь, когда напиваешься?»

– Всего доброго, м-р Марлоу. Все было мило... правда, ведь?

– Мы неплохо повоевали.

Терри ему нравился. Он говорил, что Терри ведёт себя как джентльмен двадцать четыре часа в сутки, а не только пятнадцать минут от приезда гостей до первого коктейля.

Подрулил официант, получил от меня срочное задание.

– В лучшем случае, это стоило бы мне таких денег, что век не расплатиться.

– Не говоря о вашей лицензии, – сухо заметила она.

– Наверное. Раньше вообще любой блюститель с похмелья мог её отнять. Теперь стало немножко по-другому. Вас вызывают в комиссию штата, которая ведает лицензиями. Они не большие поклонники городской полиции.

– Убивали когда-нибудь человека, Марлоу?

– Да.

– Мерзкое чувство, правда?

– Некоторым нравится.

В телефоне есть что-то повелительное. Современный человек, воспитанный на технике, любит его, ненавидит и боится. Но обращается с ним всегда уважительно, даже когда пьян. Телефон – это фетиш.

– Минутку, док. Должно быть, давненько вы не перечитывали интересное произведение под названием «Клятва Гиппократа».

Мы накрыли его пледом, и через пятнадцать минут явился д-р Лоринг при полном параде – крахмальный воротничок, очки без оправы и выражение лица, будто его попросили вытереть собачью блевотину.

Мы подняли Уэйда, и хотя нас было двое, он показался мне тяжёлым, как свинцовый гроб.

Такая усердная и бесполезная трата умственных способностей, какую встретишь разве что в рекламных агентствах.

С трудом посадив его, я закинул его руку себе на плечо, повернулся спиной, взвалил его на себя и попытался ухватить его за ногу. Не вышло. Тяжёлый был, как цементная плита. Мы оба шлёпнулись на траву, я передохнул и сделал новую попытку. Наконец, кое-как взвалив его на закорки, я поплёлся по лужайке к распахнутой двери. Расстояние до дома было, как до Китая и обратно. Каждая из обеих ступенек крыльца оказалась в три метра высотой. Шатаясь, я добрался до дивана, стал на колени и скатил тело на подушки. Когда я выпрямился, мне показалось, что позвоночник треснул по крайней мере в трёх местах.

Она поставила почти пустой стакан, закрыла глаза, запрокинула голову и развела руки в сторону, едва не заехав мне в глаз.